Отправлено: 17.08.12 17:38. Заголовок: Мечтаю стать русским Форестером или Корнуэллом

Да. Что поделать. Такая вот мечта. Зачитывался и зачитываюсь книгами о приключениях Шарпа, Хорнблоуэра и думаю: почему нет ни одной книги в подобном жанре о России? Уж история нашей Родины полна войнами, интересными событиями, замечательными личностями. Но никто и не пытается писать в данном ключе. Мечтаю сделать это я. Предлагаю на ваш суд мое скромное творение. Начал я с рассказа, а уж как пойдет, будет видно. Если кто выскажется, буду премного благодарен!

БАККАРА, ИЛИ ОРДУКАЛЕСИ.

Дуэль.
Будучи, как и все, молодым, и, как немногие, вспыльчивым, мне часто приходилось участвовать в дуэлях. Сражаться со шпагой в руках, стреляться на пистолетах, быть секундантом, распорядителем и даже врачом. В основном, дуэль кончалась с первой каплей крови, в редких случаях - доходила до смерти. Бывало, что вместо оружия брались за бокалы, полные вина, и тогда спор продолжался за столом, а первый, упавший без чувств, объявлялся проигравшим.
Я видел многое, но, напрягая дырявую старческую память, понимаю, что одна дуэль стоит среди всех особняком. Дуэль, которую я вспоминаю почти каждый день, и при этом слезы наворачиваются на глаза неизменно. Дуэль, удивительная не столько местом проведения, сколько ее участниками.

БАККАРА

- Эти чертовы французы - удивительные люди! - засмеялся Байковский, капитан Троицкого мушкетерского полка, и сгреб со стола десяток золотых монет. - Они совершенно не умеют играть в карты, но делают это и проигрывают несметные богатства! Какой дурак сказал, что баккара - французская игра?!
- Перестаньте, капитан! - махнул рукой явно недовольный проигрышем граф Ланжерон. - Я, например, не больше француз, чем вы.
- Однако я не вожу с собой на войну целое состояние, - возразил тот.
- Проверим ваши сапоги? Уверен, там найдется много чего интересного, - намекнул Ланжерон на то, что многие офицеры, не говоря о солдатах, хранили сбережения в обуви.
- Не советовал бы снимать с меня сапоги. Я не мылся два проклятых месяца! - захохотал Байковский. - А все, что там есть, все благодаря вам, Александр Федорович. Благодаря вам! - он залпом осушил бокал вина. Сощурившись, посмотрел сквозь стекло на пламя свечи. - Но, все же, дорогой посуды я в ранце не имею.
- Немного терпения, мой друг, и к утру у вас будет отменный набор, если нам так и не начнет идти карта, - кисло улыбнулся молодой граф и наполнил бокал.
Байковский вытер тыльной стороной ладони мокрый ус.
- Вино я могу и с бутылки выпить. А вот золотые часы, на которые вы постоянно посматриваете, вполне могут мне пригодиться. Говорят, в три ночи - штурм. Боюсь проспать.
Ланжерон сжал тонкие губы. И без того худое лицо графа еще больше заострилось.
Я, перетасовывая толстую колоду карт, с интересом наблюдал за разговором французского аристократа и моего друга, капитана Байковского.
Прошло больше двух лет с тех пор, как я в последний раз виделся с товарищем. Мы вместе начинали служить в Ингерманландском гренадерском, вместе получали новые чины, вместе воевали. Однако пуля досталась лишь мне. В славной битве при Рымнике, когда, казалось, враг повержен и бежит без оглядки, какой-то турок, видимо со страху, выстрелил в меня с расстояния меньше десяти шагов. Не знаю, убили ли негодяя гренадеры, но я остался жив только чудом. Однако провалялся в госпитале, а затем и в собственном имении, больше года.
Когда я окреп настолько, что мог вновь приступить к службе в армии, выяснилось, что мой полк стал частью Фанагорийского гренадерского, а сам я в чине поручика вновь попал под начало великолепного Суворова. Что сказать? Целебный бальзам на мое израненное тело и не менее измученную душу!
Что до Байковского, то все, что удалось узнать, это то, что мой друг продолжает сражаться с турками, получив чин капитана в неизвестном мне полку. Попытки разыскать его оказались безуспешны, да и не настойчивы, если быть честным. Шла война, России нужны были храбрые люди, и я с головой ушел в службу, в поисках друга положившись на волю Господа.
Хвала Ему, Он не подвел! Суворов в срочном порядке был призван спасать честь армии. Непобедимому полководцу надлежало взять неприступный Измаил. Ордукалеси - как гордо называли крепость турки, - можно было захватить, только полагаясь на Бога! И именно под ее стенами я встретил старого друга.
Друга, с которым в этот вечер, накануне штурма, был приглашен к графу Ланжерону. Безобидная затея - выпить вина и поиграть в карты, - для французской аристократии обернулась кошмаром. Байковский выигрывал партию за партией легко и непринужденно, все больше погружая в уныние графа Ланжерона, герцога Фронсака, графа де Дама, австрийского полковника, и нескольких волонтеров.
Мы сидели в палатке, тускло освещенной несколькими свечами. Снаружи дул промозглый ветер, неся с собой капли дождя, и в углу на земле образовалась лужа, то и дело пополняемая из дыры в ткани. Но внутри было достаточно тепло, во многом благодаря изысканному вину - откуда оно только взялось?
- Часы, - повторил Байковский. - Ваши часы, Александр Федорович, против всего моего выигрыша. Рискнете?
Ланжерону явно не хотелось расставаться с часами. Еще меньше ему хотелось оставаться с пустым карманом. Нерешительно бросив взгляд на часы, граф глотнул вина. Алкоголь никогда еще не давал дельных советов. Не сделал этого он и сейчас - Ланжерон медленно потянул цепочку часов.
- Я бы добавил к ставке "Любви к Отечеству", но боюсь, они, черти, насквозь прогнили в моих портках, - подзуживал, смеясь, Байковский.
- Играем, - Ланжерон бережно опустил золотые часы на стол, кивнул мне. - Сдавайте, поручик.
- Тимирязев, счастливые ты мои руки! Не спугни удачу! - Байковский, довольный, что убедил графа, весело подмигнул.
Долгой игра не получилась. Мой друг, получив карты, засмеялся и тут же вскрылся. Король и девятка - беспроигрышный вариант!
- Проклятье! - Ланжерон запустил бокал в угол палатки. - Вам чертовски везет сегодня, капитан!
- Фортуна - моя любовница, Александр Федорович. Я должен был вас предупредить.
Граф оттянул красный воротник мундира, пытаясь глубже вздохнуть, встал и нервно заходил по палатке.
- Часы - это фамильная драгоценность, капитан, - заступился за него герцог Фронсак. - Будьте милосердны, верните их.
- Перестаньте! - гордо вскинул руку Ланжерон. - Мне не в чем упрекнуть капитана, все по чести.
- Я могу уступить вам их, граф, - откликнулся Байковский. - Еще одна партия. Последняя.
- Нет. Вы обобрали меня до нитки. Я - пас.
- Отдадите завтра вечером. После штурма деньги появятся в карманах у всех.
- Завтра вечером мы все, возможно, будем кормить червей, - грустно улыбнулся граф.
- Не сгущайте краски, Александр Федорович, не все так плохо!
- А вы, капитан, все видите в радужном цвете, - медленно проговорил де Линь, австрийский полковник. За этот вечер он сказал едва пару слов, поэтому после произнесенной фразы все удивленно замолчали. А де Линь, обведя присутствующих усталым взглядом, продолжил: - Крепость едва ли удастся взять. Как инженер, могу вас уверить - она неприступна. Ее укрепляли французы, а это многое значит. Мы потеряем под стенами половину армии, но вряд ли возьмем хоть одни ворота.
Надо признаться, что по спине у меня пробежал холодок. Хмурый полковник нарисовал нам невеселую перспективу, а завывания ветра снаружи придавали его словам мрачности.
- Ваши расчеты, полковник, вызывают зевоту. Сколько угодно можете считать толщину стен, но мы на них взберемся, - казалось, только на никогда не унывающего Байковского заверения де Линя не произвели впечатления. - Могу поспорить, что завтра мы с вами будем ужинать в Измаиле, причем из всей нашей компании не досчитаемся всего троих человек.
- С чего вы это взяли? - фыркнул герцог Фронсак.
Мой друг пренебрежительно отмахнулся от него рукой.
- В крепости тридцать тысяч турок. У нас столько же, если считать гренадер Тимирязева, - кивнул он в мою сторону. - Один русский солдат стоит троих проклятых янычаров, прикрытых вдобавок стенами Измаила. Чертова крепость падет. Это так же верно, как то, что я выиграл золотые часы. А трое из нас не доживут до вечера.
- Весьма странные умозаключения, - Ланжерон, наконец, остановился.
- Не верите, граф? Поразительно, но я верю. Верю настолько, что готов поставить свою жизнь на кон.
- Вы не в своем уме! - Александр Федорович явно занервничал. Он вновь заходил по палатке, теребя при этом пальцами пуговицу мундира.
- Не волнуйтесь, граф, это всего лишь игра! Выиграю я, значит, вы завтра погибнете, а часы остаются при мне. Побеждаете вы, я иду на корм червям, трофей - ваш.
- Вы поистине безумны! - проговорил де Линь.
- Отнюдь, полковник, - повернулся к нему Байковский. - Среди нас находятся еще два мертвеца. Сыграете, узнаем вашу судьбу. Участвуете?
- Русский дурак сказал глупость, а мне играть? Извольте! - Де Линь поспешно встал из-за стола.
Байковский громко засмеялся:
- Хорошо, полковник, вы выживете. А русский дурак тем временем возьмет крепость!
- Вы играете с огнем, капитан! - Ланжерон сел напротив него.
- Я просто чертовски замерз в этой проклятой стране! Так что немного огоньку не помешает. - Мой друг глотнул вина. - Играем?
- Поручик, раздайте карты, - не сводя глаз с капитана, произнес граф.
Спорить с Байковским не было смысла. Он часто искушал судьбу, и делал это с улыбкой на губах. Смерти не боялся, хоть и не раз был на волосок от гибели. Переубедить его в чем-то не представлялось возможным. Поэтому мне оставалось только тщательнее перетасовать колоду.
Желающих сыграть с графом и капитаном не оказалось. Солдат суеверен по сути, и в преддверии сражения искушать судьбу никому не хотелось. Так что я раздал карты лишь двум умалишенным.
Все встали вокруг нас и с волнением наблюдали за игрой. Когда на кону стоит нечто большее, чем деньги, интерес к происходящему вырастает в разы.
Граф попросил еще карту. Мои руки дрожали больше, чем руки игроков, когда я выполнял просьбу.
Ланжерон взглянул на получившийся набор и впервые за вечер улыбнулся.
- Похоже, я завтра выживу, господа, - карты одна за другой легли на стол.
Туз, валет и девятка - двадцать девять очков! Перебить такое вряд ли удастся даже везунчику Байковскому.
- Тимирязев, кто тебя сглазил? - засмеялся мой друг. - Ты мне накидал одних крестов!
Он также вскрылся, и мы увидели шестерку, даму и туза. Все крестовой масти!
Мне стало не по себе. Не столько от проигрыша друга, сколько от вида крестов на лощеной бумаге. Учитывая то, что стояло на кону, выглядело это достаточно зловеще.
- Двадцать шесть очков, Александр Федорович, - констатировал Байковский. - Я проиграл. Так что завтра, после взятия крепости, вы получите свои часы.
- Если вы погибнете, - уточнил Ланжерон.
- Безусловно, если погибну. Как и еще двое из нас. Помните?
- Да, вы достаточно ясно изъяснялись, - нахмурился де Линь.
- Что ж, думаю, нам всем пора отдохнуть. - Байковский с неизменной улыбкой на губах встал и поднял бокал. - Пусть земля будет нам пухом!

* * *

- Ты не в своем уме!
Мы шли с Байковским по лагерю. Дождь перестал, утих и ветер. Свет частых костров хоть немного разгонял давящую на плечи темноту. В нескольких верстах чернел Измаил. Неприступная громада, которую надлежало взять, во что бы то ни стало! И под ее стенами должен был произойти последний акт разыгравшейся в палатке Ланжерона трагедии.
- Почему? - Байковский старался говорить весело, однако в его голосе мне послышалась грусть.
- Ты устроил дуэль с самой смертью!
- Дуэль со смертью? Тимирязев, чертов ты поэт! - хохотнул мой друг. - Только ты мог такое сказать! Хорошо, пусть будет дуэль со смертью. Я все равно выйду победителем в этом поединке. А костлявая стерва пусть меня сторонится.
- Откуда такая уверенность?
Байковский остановился, посмотрел на редкие огни, освещавшие крепость.
- Помнишь цыганку, к которой мы бегали на учебе в Москве? - спросил он.
- Кривоногая шлюха? - я мысленно поблагодарил ночную тьму, скрывшую румянец на моих щеках.
- Она самая, Флорика. Как есть кривоногая шлюха, дай ей Бог здоровья! Чертовка умела многое, да и цену не ломила, - Байковский довольно улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям о днях молодости. - Но я к ней бегал не только, чтобы юбку задрать. Флорика гадала мне. И сказала, как я умру.
- О, Господи! - вскинул я руки. - Ты в это веришь?
- Конечно. Однажды она обмолвилась, что меня вызовут на дуэль, за неделю до того, как это произошло.
- Весомый аргумент! Да ты дрался на дуэлях чуть не каждый день. Сложно было промахнуться! И что же она тебе предсказала?
- Что я погибну в бою. От руки русского солдата.
- Это невозможно! - недоверчиво покосился я в сторону костров, за которыми, тихо переговариваясь и смеясь, сидели казаки, гренадеры, мушкетеры.
- Ты прав, мой друг! Это невозможно, пока мы сражаемся с турками. Поэтому я и поставил на кон жизнь. И поэтому именно я выиграю дуэль со смертью!
- Ты неисправим, - поневоле улыбка тронула мои губы.
Байковский достал выигранные в этот вечер часы.
- Совершенно верно! И не вижу причин, чтобы меняться. Кстати, у нас есть немного времени, чтобы вздремнуть. Советую это сделать. День будет длинным.
Я кивнул и еще раз посмотрел на стены крепости. Крепости, которую Суворов поклялся взять, хоть это было и невозможно. Крепости, одним своим видом внушавшей трепет и заставлявшей сомневаться в собственных силах. Крепости, под завязку забитой турками. "Армейской крепости". Ордукалеси.

ОРДУКАЛЕСИ

- А ну тише, окаянные. Или так пройдусь по спинам, что сам черт милей меня покажется, - разнесся грозный окрик над колоннами.
- Да после тебя черт уже нам родней матери, - донеслось из стройных рядов.
Солдаты зашлись в тихом смехе. Сержант окинул их убийственным взглядом, но не проронил ни слова. Хорошее настроение перед штурмом - залог успеха!
Только что в темноту взмыла сигнальная ракета, и армия, стараясь не производить шума, двинулась к крепости. Апшеронские стрелки шли в голове колонны. Управляемая генерал-майором Львовым, она должна была захватить Бросские ворота. Выполнить эту задачу выпало Троицкому мушкетерскому полку Байковского и моему Фанагорийскому гренадерскому. Целью апшеронцев было прикрытие наших голов при штурме.
Густой туман опустился на землю, и солдаты, согнувшись под тяжестью фашин и лестниц, в полной тишине, словно призраки, исчезли в нем.
Идти пришлось довольно долго. Грязь комьями налипала на обувь, отчего марш превратился в сплошное мучение. То и дело кто-то оступался, припадал на колени. Ругань, произнесенная вполголоса, слышалась отовсюду. Я и сам не раз не слишком вежливо отозвался о местном ландшафте. Но брошенная по рядам фраза "Валы впереди" разом заставила забыть о тяжелом переходе. Мы достигли глубокого рва, враг не заметил опасности, и штурм вот-вот должен был начаться.
- Вперед! - услышал я, и полторы сотни стрелков побежали к стенам крепости.
В тот же момент десятки вспышек озарили укрытый туманом Измаил. Следом нашего слуха достиг невообразимый грохот. Нападение, увы, не стало неожиданностью! Пушки, не прерываясь ни на секунду, осыпали ров снарядами, а несчастные стрелки, вопреки всему, расположились вдоль него и открыли ответный огонь. Более скрываться и молчать не было смысла. Батальоны мушкетеров и гренадер, надрывая глотки, бросились в наступление.
Фашины уже не казались такими тяжелыми, а грязь и вовсе перестала липнуть к подошве. Проклиная турецкого солдата, турецкого пашу, турецкую погоду и турецкую мать, солдаты подбегали ко рву, кидали вязанки по две в ряд, и так же быстро пересекали его. Дождь, не прекращавшийся несколько дней до этого, не шел ни в какое сравнение с ливнем, устроенным крепостной артиллерией. Казалось, выжить во рву невозможно! Два или три снаряда угодили в одну фашину. Грязь, вода, прутья, кровь полетели во все стороны. На моих глазах троих мушкетеров разорвало в клочья. Страх проник в сердце, но крепкий мат не дал ему превратиться в панику. Впереди я заметил спину капитана Байковского. Он уже перебрался через ров и, стоя у каменного палисада, связывал две лестницы в одну. На первом этапе смерть отступила от него. Возможно, потому, что целей в это мгновение было предостаточно. Стать одной из них желания у меня не возникало, а для этого требовалось как можно быстрее пересечь ров, полный воды, грязи и ужаса.
- Быстрее, ребята! Шевелите задницами! - громкий голос капрала с легкостью перекрывал грохот пушек. Командой это сложно было назвать, но другого в тот момент и не требовалось.
Я подбежал к четверым фанагорийцам, несущим фашину, и мы кинулись ко рву мимо орущего капрала. Он подбадривал и материл солдат до тех пор, пока в нескольких шагах от него не разорвался снаряд, отбросив несчастного, как тряпичную куклу, на спину и оторвав ему ногу. Вместо громкого крика капрал издал тонкий визг и схватился за кровавый обрубок.
- Твари! - выпалил я, фашина упала в ров, и, не поднимая головы, мы понеслись сквозь огненный дождь, устроенный турками.
Дым от орудий смешался с туманом, прикрыв низину непроницаемой для глаз завесой. Однако это мало помогало! Так же бесполезны были и ружья стрелков, направленные на осажденных вслепую.
Я бежал по вязанке и ругался так, как не ругался никогда. Возможно, это и спасло мне жизнь в тот момент, а смерть решила выбрать более покладистую жертву. Двух гренадер передо мной просто снесло с вязанок ядром, обрызгав меня кровью и внутренностями.
- Твою мать!
Чьи-то руки подтолкнули меня к палисаду. За каменной стеной пушечный ураган не так страшен. Я перевел дух, крепче сжал саблю и, стараясь не обращать внимания на десятки трупов у подножия палисада, перебрался через него.
Чтобы увидеть еще один ров. Поменьше первого, но от этого не ставший более безопасным. Находясь у самых Бросских ворот, он, заливаемый картечным огнем, превратился в ад. Спасения, казалось, не было. Солдаты падали один за другим, живые прятались за мертвыми, но пересекали его. И несколько десятков гренадер и мушкетеров уже бежали к крепости. Среди них я с радостью узнал Байковского. Вот уж кому сам черт не страшен! Он размахивал саблей и что-то дико орал. А навстречу ему из распахнутых ворот летело несколько сот турок. Отчаянный шаг! Видимо, паша испугался напора русских солдат и решил вылазкой отбросить их подальше.
Картечный огонь утих, и я, как и многие другие, вскинул оружие и помчался на приступ.
Рукопашная схватка - стихия гренадеров! Туркам пора бы уже привыкнуть к этому за время компании. Но они, как безумные, раз за разом в каждой баталии пытаются опрокинуть русских богатырей. И, как всегда, у них ничего не получается! Битва у Бросских ворот не стала исключением.
Гренадеры, число которых стремительно пополнялось - через палисад перебиралось все больше солдат, - не дрогнули под турецким натиском, удержали занятую позицию и, шаг за шагом, стали теснить врага к воротам.
Я, заговоривший с началом штурма, словно старый конюх в родном имении, совсем забыл об остатках благородства. Плевок в лицо противнику и удар коленом в пах оказались действенным средством в той толчее, в какой мы оказались во втором рву. Два великана гренадера прикрывали меня с боков, я же ловко орудовал саблей.
Взмахнул рукой, и бородатый турок с рассеченным лицом упал под ноги. Переступил через мертвое тело, отвел удар очередного басурманина, которого тут же пронзил гренадерский штык. Оттолкнул убитого ногой, вскинул руку навстречу кривому клинку, увернулся от кинжала, а нападавший рухнул на колени с перебитым прикладом носом. Смерть тут же настигла раненого турка, а мы еще на шаг приблизились к воротам.
Фанагорийцы были неудержимы, и враг побежал!
- Тимирязев, друг мой! Турок прогибается! - Услышал я совсем рядом и с радостью узнал голос Байковского. Мой товарищ с ног до головы был перепачкан грязью и кровью. Но лицо его сияло от удовлетворения. Он обернулся и закричал, указывая рукой на ворота. - Как я и говорил! Вечером, сегодня вечером ужинаем в крепости! А смерть со своей дуэлью пусть идет ко всем чертям! Она проиграла, костлявая стерва!
Только я собрался подтвердить его слова, как в нескольких шагах от нас упала граната. Взрыв - и грязь с осколками камня полетела во все стороны. Байковский упал, я присел на колени. Мимо пробежали несколько гренадер.
- Ты жив? - поднимая голову, окликнул я друга.
- Да, черт возьми!
Байковский лежал на спине, держась за бок. Лицо его исказила гримаса боли.
- Гранаты! Сволочи! - простонал он. - Не могут драться, решили забросать гранатами?
Я подбежал к другу, впопыхах стал расстегивать на нем грязный мундир с рубашкой, чтобы осмотреть рану. Руки не слушались, дрожали, а в голову упорно лезла глупая мысль: "Неужели простая игра в карты и необдуманный разговор могут стоить жизни?!"
- Тимирязев, все в порядке, друг! - Байковский пересилил себя и улыбнулся. Бодрости духа ему не занимать! - Царапина, не больше!
Мне, наконец, удалось распахнуть мундир. На боку друга красовался огромный кровоподтек. Не царапина, но жить будет!
- Ты родился в рубашке, - с облегчением вздохнул я.
- Не в ней дело, Тимирязев, - Байковский попытался приподняться. - Цыганка, помнишь? Меня убьет русский человек, не какой-то проклятый турок. Так что смерть сегодня проиграет! Ей меня не одолеть.
Неожиданно рядом остановился великан гренадер. Он взглянул на нас и, не успел я сказать и слова, с силой вонзил в грудь Байковскому штык.
- Сапоги, Ваше благородие! - заорал он мне в ухо, перекрикивая взрывы гранат. - Они, нехристи, все прячут в сапогах! Там и ищите!
Вырвал оружие и побежал к воротам, оставив меня рядом с умирающим "нехристем". Разорвавшаяся недалеко граната вывела из оцепенения. Я кинулся осматривать рану.
На этот раз все было намного серьезней. Кровь лилась из пробитой груди Байковского, пузырилась, а воздух со свистом вылетал из раны при каждом тяжелом вздохе друга.
- Ах, стервец! Он спутал меня с турком! - попытался засмеяться Байковский. - Ну надо же!
- Рана неглубока, выживешь! - уверенности в моем голосе не было и в помине. И мой товарищ услышал это.
- Перестань, - охрипшим голосом произнес он. - Я не первый год на войне.
- Я вернулся с того света. И ты вернешься.
- Настырный ты, Тимирязев, - улыбнулся Байковский, отчего из уголка рта потекла кровь. - Я рискнул нынче вечером, и проиграл. Теперь умру, а ты, мой секундант, верни часы графу.
Он сунул мне в ладонь золотые часы. Желание тут же избавиться от них было огромным, но в этот момент недалеко упала еще одна граната. Я бросился на грудь друга, прикрывая его от осколков. А когда поднялся, понял, что все кончено. Недвижимый, стеклянный взгляд Байковского был устремлен в светлеющее небо.
Цыганка не обманула. А мой друг, не раз участвуя в дуэли, впервые оказался повержен.

* * *

- Александр Федорович, - окликнул я графа.
Ланжерон стоял у стены и, не отрываясь, смотрел на бледное солнце. Оно медленно клонилось к закату, и лучи его отражались от темного Дуная. День выдался чертовски длинным, турки отчаянно сопротивлялись, но устоять не смогли. Ордукалеси - Армейская крепость, - пала. Но победа далась России дорогой ценой. Количество убитых, явно, перевалило за несколько сотен, а, возможно, и тысяч. Выжившие, в свою очередь, выглядели немногим лучше мертвецов.
- А, поручик, - устало произнес граф. Кровь коркой застыла на лице молодого француза - след от встречи с осколком гранаты. - Рад видеть. Как капитан Байковский?
- Просил откланяться. И передал вам это, - я протянул ему часы, золотая оправа которых была испачкана кровью моего друга.
Ланжерон безразлично взглянул на них и с горечью произнес:
- Мне очень жаль, поручик.
Но часы не взял.
- Капитан вернул бы вам их в любом случае. - Мне хотелось побыстрее закончить неприятный разговор.
- Я знаю, - граф с тоской вновь посмотрел на солнце, вздохнул. - Возьмите часы себе, поручик. Это вещь Байковского. А вы его лучший друг. Мне они больше не принадлежат. Извините.
Поклонился и, развернувшись, быстро пошел прочь.
Этот случай с дуэлью у Бросских ворот навсегда изменил мое отношение к картам, вину и цыганкам. За всю долгую жизнь я ни разу не играл. И тем более не пытался узнать, что ждет меня в будущем. Зато очень часто смотрел на золотые часы, испачканные кровью моего друга. Друга, уступившего в неравной схватке с самой смертью. Под Ордукалеси.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Все лица, упомянутые в рассказе, не вымышлены. Совпадения не случайны.
Капитан армии Байковский погиб в битве под Измаилом, о чем указано в "Списке Генералитету, Штаб и Обер-Офицерам, убитым и раненым на штурме Измаильском". Там же упоминается отличившийся при штурме и раненый поручик армии Тимирязев.
Французские аристократы граф Ланжерон, герцог Фронсак, так же, как и австрийский принц, полковник Карл де Линь, участвовали в битве.
Вечер перед штурмом подробно описан в записках графа Ланжерона. Там же и рассказывается о глупой затее бросить жребий, чтобы выяснить, кто из собравшихся погибнет во время атаки. Правды ради, надо заметить, что никто из "смертников" (тех, кому выпал жребий) не пострадал. "Любовь к Отечеству", о которой упоминает капитан во время игры, всего лишь ассигнационный рубль, бывший в ходу в XVIII веке и имевший такую надпись.
О самом штурме можно найти очень много документов. Я опирался на один из них, составленный Генерального штаба полковником Н. Орловым и изданный в 1890 году. Взятие Бросских ворот происходило именно так, как я пытался показать. Единственную вольность я допустил в том, что вместо батальона Белорусских егерей вместе с Фанагорийским гренадерским полком в атаку у меня пошли Троицкие мушкетеры, которые на самом деле находились в другой колонне и атаковали в другом месте.
Случай же с русским солдатом, атакующим русского же офицера, так же упоминается в записках Ланжерона. В темноте солдат принял раненого за турка, которого хотят ограбить, и решил добить "нехристя", так как тот шевелился. Если верить Ланжерону, офицер выжил после этой атаки, и даже не был ранен. Более того, им оказался сам генерал-майор Львов.
Единственным вымышленным героем в рассказе является цыганка, предсказавшая смерть Байковскому. Да и выдуманы у меня, по сути, только она, золотые часы да партия баккара. Но что поделать, жизнь - лучший автор и сценарист из всех имеющихся.

 Отправлено: 23.08.12 09:03. Заголовок: Очень и очень неплох..

Очень и очень неплохо! Поздравляю с первым опытом! Готовьте сборник рассказов, опубликуем на сайте.

 Отправлено: 23.08.12 17:16. Заголовок: csforester спасибо б..

csforester спасибо большое! Рад, что понравилось! Подумаю по поводу сборника. Перспектива опубликоваться на сайте очень прельщает)) Еще раз спасибо!

 Отправлено: 30.08.12 22:38. Заголовок: =Солдаты зашлись в т..

=Солдаты зашлись в тихом смехе. Сержант окинул их убийственным взглядом=

Vlad, а вы уверены, что в описываемое вами время в русской армии было звание "сержант"?

 Отправлено: 31.08.12 08:33. Заголовок: ancient-skipper спас..

ancient-skipper спасибо, что заглянули!
По поводу Вашего вопроса могу сказать, что чин сержанта в русской регулярной армии существовал в 1716—1798. Если еще что-то смущает, говорите, перепроверю обязательно! Ну а общие впечатления от рассказа не скажете?

 Отправлено: 02.09.12 19:10. Заголовок: Да, вы правы. Сперв..

Да, вы правы.
Сперва я просто пробежался по тексту, а упоминание Шарпа и Хорнблауэра настроило меня на начало 19 века :)
Рассказ прочитал, понравилось. Но надеюсь, что это только одна из глав более объёмной формы.
Да, и подсчет очков в игре...
Я не знаток, но может ли быть, что туз и дама равны тузу и вальту?

 Отправлено: 03.09.12 10:53. Заголовок: ancient-skipper спас..

ancient-skipper спасибо большое! Над большой формой я, если честно, подумываю. Придется для этого видоизменить рассказ, но мысли такого плана уже имеются! Буду стараться!
А подсчет очков...
Нашел как-то правила игры баккара. На память не помню, надо порыться в документах, но подсчет должен быть верным. Перепроверю обязательно!
Спасибо!

 Отправлено: 18.10.12 08:14. Заголовок: Предлагаю еще один р..

Предлагаю еще один рассказик, все в том же жанре, военно-историческом. Если кто выскажется, буду премного благодарен!

КРАСИВАЯ СКАЗКА, ИЛИ НЕ КАЖДОМУ ДАНО

Полковник Лашэз был крайне раздражен. Зуб болел третий день, не переставая. Ныл, пульсировал, заставлял забыть о сне и еде. Не давал ни минуты покоя. Потому гнев закипал мгновенно, и зачастую, беспричинно. Его злило все: теплые сентябрьские дни, прохладные вечера, промозглые ночи. Россия - проклятая, забытая Богом, страна, не стоящая и капли императорского внимания. Здесь ужасные дороги, непроходимые леса, дикие звери, такие же дикие люди.
Но, при всех своих недостатках, она имеет все же ощутимые достоинства. О них полковник узнал совсем недавно, перед отправкой его Далматского полка вглубь охваченной войной страны. Узнал от самого императора, в беседе с глазу на глаз.
Наполеон всегда трепетно относился ко всему мистическому, и тайна, окутавшая Россию и Москву, не могла оставить его равнодушным. Когда император посвящал полковника в задуманные планы, глаза его горели лихорадочным блеском, а руки дрожали. Но Лашэз был не таким впечатлительным и, выслушав жаркие речи, заверил взволнованного Бонапарта, что задание можно считать уже выполненным.
Цель, которую предстояло достичь полковнику, находилась под захваченной Москвой, и с усердием, с молодых лет присущим ему, Лашэз взялся за дело. Пехотная бригада, возглавляемая полковником лично, пробираясь через леса, медленно, но верно двигалась по намеченному маршруту. Пока не добралась до небольшой деревеньки Свинухово. Она, конечно, была легко захвачена, но именно в этом месте французам стали сильно надоедать партизаны. Крестьяне, отчего-то решив, что могут воевать, были так же настойчивы, как комары ночью. Казалось, махнешь рукой, и нет их! Но стоит успокоиться, а они тут как тут! Приходилось всегда быть начеку, ожидать удара в любой момент. Это раздражало полковника, злило. В добавок ко всему у него жутко разболелся чертов зуб!
Боль была настолько сильной, что Лашэз отставил в сторону тарелку с аппетитной куриной ножкой, запеченной на ужин.
- Проклятье! - полковник постучал пальцем по гладко выбритой щеке, скривился и осушил бокал вина в надежде, что напиток поможет ему избавиться от недуга.
Надежда умерла вместе со стуком в дверь, будто молотом ударившим по воспаленному нерву.
- Полковник, - молоденький ординарец заглянул в комнату. - Пленный. Он готов говорить.
Лашэз кивнул, накинул на сутулые плечи зеленый мундир и вышел во двор. Боль болью, но император ждет отчета отнюдь не о гнилом зубе.
Изба, отведенная для полковника, принадлежала деревенскому попу и располагалась у самых стен маленькой церквушки. Таких крохотных Храмов Господа французу еще не приходилось видеть! Сложенная из дерева, без единого камня, она была едва ли на полголовы выше низкорослого Лашэза. А некое подобие креста на куполе вызывало лишь усмешку, но никак не трепет.
Почти у входа в церковь французы вкопали два столба, а к прибитой сверху перекладине подвесили за руки полуобнаженного человека. В свете костра, разведенного неподалеку, хорошо было видно, как его худое окровавленное тело тряслось от боли и страха. Что ж, солдаты славно потрудились, и расспросить замученного пленного Лашэзу не составит никакого труда.
Полковник коротко бросил приказ оставить их одних и повернулся к висящему человеку.
- Parlez-vous francais?
Пленный поднял голову и попытался улыбнуться разбитыми губами.
- Господь с вами! Не разумею я по-вашему.
"Дикарь", - подумал Лашэз и внимательно посмотрел на худое, обрамленное скудной бородкой, лицо русского. На вид тому было лет сорок. Слишком молод для столь важной миссии, которой, по всей видимости, наделила его церковь. Но именно на этого служителя Бога указали замученные ранее попы.
- Неделю назад в Колоцком монастыре нами был захвачен шпион, - медленно выговорил по-русски Лашэз. - Им оказался священник, такой же, как и ты.
- Не поп я. Дьячок, - устало произнес пленный, будто это враз избавило бы его от мучений. Однако полковник и бровью не повел.
- У меня было много вопросов к нему, - продолжил он, - и священник оказался столь любезен, что ответил на все. Он назвал несколько имен. Указал на людей, которых стоит опасаться. Среди них значился некий Василий Рагузин. Дьячок.
Пленный обреченно опустил голову.
- Этот дьячок ходит из деревни в деревню, из церкви в церковь. Благое дело, и я уважаю таких людей. Но в то же время он следит за передвижениями французской армии, за численностью отрядов. И передает все партизанам. А вот таких людей я ненавижу! И вешаю на ближайшем дереве! - Лицо полковника исказила гримаса ненависти, однако, он через секунду овладел собой и спокойным тоном сказал: - В благодарность за сведения, священник был убит быстро. Пуля в лоб, и он оказался рядом с создателем. Тебе, Василий, о такой смерти остается только мечтать. Ты будешь умирать долго, мучительно долго. Дойдет до того, что ты станешь умолять меня закончить страдания. Пристрелить, зарезать, повесить. Все, что угодно, лишь бы не испытывать более жуткую боль, которую будут причинять тебе мои парни, мастера в этом деле. И, может быть, я сжалюсь. И кто знает, возможно, даже оставлю тебя в живых? Просто расскажи мне, все, что знаешь, и я сменю гнев на милость.
- Я ничего не ведаю, - отрешенно проговорил пленный дьячок, - ничего.
- Мне не нужны имена, - скривился от новой волны зубной боли Лашэз. - Я и так знаю достаточно.
- Тогда - что?
Полковник вплотную подошел к Рагузину.
- Фоминское... Коломна...
Дьячок непонимающе поднял брови.
- Серпухов... Дмитров...
- О чем вы?
Не отвечая, Лашэз продолжил перечислять названия городов:
- Тула... Верея...
- Господь с вами, не понимаю.
- Волоколамск...
В глазах Рагузина вспыхнул беспокойный огонек.
- Не мне тебе объяснять, Василий, что это означает. Несколько русских городов владеют сокровищем, и в каждый из них сейчас направлены войска. Я иду к Волоколамску, и ничто не помешает мне его захватить, так же, как императору Москву!
- Не ведаю, Бог - свидетель! - отчаянно замотал головой дьячок. - О каких сокровищах вы говорите?
- Не о золоте, - вспышка боли заставила Лашэза дотронуться до щеки, - и не о драгоценностях. Мне нужен камень.
- Господь с вами! Какой еще камень? - криво улыбнулся Рагузин, однако, не смог скрыть дрожь в голосе.
- Камень, Василий. Или Отец Камней, если так удобней, - Лашэз не без удовольствия заметил, что пленный растерян. - Ты знаешь, о чем я говорю. И отведешь меня к нему. Тогда я оставлю тебя в живых.
Дьячок испуганно взглянул на полковника. "Не может быть, что многовековая тайна стала известна французу! Это невозможно!" Но уверенный вид Лашэза говорил об обратном.
- А нужна ли мне будет жизнь после этого? - голова дьячка упала на грудь.
- А нужна ли будет жизнь четырем десяткам жителей этого села? - в голосе полковника послышались железные нотки. - Они сгорят. В этой самой церкви. На твоих глазах. Если ты не дашь мне то, что я прошу!
Дьячок зажмурился, застонал.
- Прости, Господи, прости, - зашептал он, - не по своей воле сие творю...
- Где он находится? - продолжал наседать француз.
- Волоколамский уезд, - от бессилия по щекам Рагузина побежали слезы, - село Рюховское.
Несмотря на зубную боль, лицо полковника озарила улыбка. Он добился своего!
- Отлично! Выдвигаемся сейчас же.

* * *

Село Рюховское пустовало уже несколько недель, и Лашэз знал об этом - французские шпионы так же хороши, как и русские. Крестьяне, напуганные близостью неприятеля, ушли в лес, и полковник, полагая, что опасаться нечего, решил взять с собой три десятка солдат. В этот момент главным для него была скорость, а пехотная бригада в полном составе не могла ее обеспечить.
Отряд двигался быстро. Настолько быстро, насколько позволял с трудом волочивший ноги дьячок. Он то и дело шептал молитвы, целовал крест, который ему вернули вместе с рясой, и просил прощения у Господа за то, что ему приходится делать. Когда полковнику вконец это надоело, он приказал посадить пленного на собственную лошадь, а сам пошел рядом, ведя ее за поводья и надеясь разговорами отвлечь Рагузина. И скорость увеличится, и нытье прекратится. Как говорят в России - убил двух зайцев одним выстрелом.
- Камень. Расскажи мне о нем.
Ответом полковнику были лишь обрывки "Отче наш".
- Уже много веков никто не может захватить Московское царство, - прервал молитву Лашэз. - Попытки были. И не одна. Но все они проваливались. Даже если кто-то входил в Москву, то очень быстро, поджав хвост, убирался оттуда. В чем причина? Армия? Оружие? У русских они никогда не были на высоте. Тогда что?
- На все воля Божья, - Рагузин поднял глаза к небу и перекрестился.
Боль, будто иглой, пронзила зуб, полковник сморщился и, с минуту помолчав, продолжил:
- Существует легенда, Василий. Если верить ей, в стенах нескольких городов, на границах Московского царства, заложены осколки чудо-камня. Отца Камней, как его называют. Он защищает эту землю от войн, набегов, захватчиков. И покуда будет лежать в отведенных ему местах, Россию не победить.
Дьячок вновь размашисто перекрестился.
- Красивая сказка, не более, - непринужденно заметил француз. - Но русские упорно в нее верят. Почему?
- Человек без веры слаб и уязвим, - назидательно произнес Рагузин. - В тяжелое время ею только и живем. Да и верим то мы лишь в Господа нашего и царя-батюшку. Да еще в сказку.
- Верь хоть в тысячу легенд и сказок, это не поможет тебе одолеть вымуштрованную армию. Однако, Московия по-прежнему непобедима. Что ж еще дает этот камень?
- Силу. Крепость духа. Надежду. Камень сей - оберег Руси.
- Оберег? - полковник усмехнулся. - Этот оберег скоро окажется в руках императора, и Россия будет повержена!
- Не все так просто, - дьячок поднял голову. Утро брало свое, небо серело, и впереди, над деревьями, показался крест, венчающий церковь Рюховского села. - Есть одно "но"...
Лашэз пропустил слова Рагузина мимо ушей. Он тоже увидел, что цель близка, и, хоть не верил в сверхъестественное, невольно вздрогнул.
- Никаких "но"! - быстро овладев собой, сказал полковник, и отряд вошел в пустое село.
Рюховское на деле оказалось еще меньше, чем Свинухово. Глаз легко охватывал нестройные ряды домов. В другой ситуации эти убогие два-три десятка хижин вряд ли удостоились бы внимания французской армии. Здесь и фуражом то не разживешься! Но Лашэз пришел сюда не за провизией.
Первым делом он приказал осмотреть каждый угол и занять наиболее удобные места для обороны. Путь хоть и прошел без проволочек, кто знает, нет ли поблизости партизан? Сам же кивнул ординарцу следовать за собой и обратился к Рагузину:
- Веди!
Церковь, сложенная из белого камня, светлым пятном выделялась на фоне темных деревянных избушек. Это было не то жалкое строение, что предстало его взору в Свинухово. Толстые стены, узкие окна - здание больше походило на крепость, а не на дом Господа. Крест, возвышаясь над деревьями, упирался в небо. Под ним француз к своему удивлению заметил колокол.
Рагузин перекрестился и вошел в церковь. Лашэз с ординарцем не отставали.
Первое, что бросилось в глаза полковнику - скромное убранство. Деревянный иконостас, где среди множества "местных" святых Спаситель встречался всего пару раз. Большой крест, перевязанный полотенцами. Десятка два зажженных свечей, тускло освещающие пространство. При всем желании разжиться здесь не удастся. Как бы еще самому милостыню не подать!
Раздумья Лашэза прервали причитания, с которыми к ним навстречу выскочил невысокий пономарь. Он славил Господа за возвращение Рагузина, чуть не плача от вида замученного дьячка, и взмахивал при этом руками так часто, словно собирался взлететь.
- Григорий, все в порядке, - попытался успокоить его пленный и направился к маленькой дверце в углу здания, - оставь нас.
Пономарь, нехотя, отошел в сторону.
- Даст Бог, сгинут в наших подвалах мерзкие французишки! - произнес он в спину офицерам.
- Мы поговорим об этом, когда я вернусь, - сказал по-русски Лашэз и улыбнулся, заметив, как Григорий испуганно засеменил к лестнице, ведущей к колоколу.
Между тем Рагузин открыл дверцу и скрылся в темном коридоре.
- Может, возьмем свечу? - спросил полковник.
- Господь с вами, мне известен каждый камень в этих подвалах, - дьячок даже не обернулся. - Но если вас смущает тьма, берите.
Лашэз мысленно выругался и последовал за пленным. Сперва он почувствовал себя слепым кротом, и шел только на звук шагов, но постепенно глаза привыкали к темноте, и все отчетливей выступала впереди спина дьячка.
- Долго еще? - нетерпеливо спросил француз.
Рагузин остановился.
- Пришли...
Он опустился на колени, и до слуха Лашэза донеслось нудное бормотание. Дьячок удумал молиться! Самое время!
Зуб вновь заныл, словно испугавшись липкой темноты и холода, идущего от стен. Ярость стала овладевать полковником. Его злила пустая деревня, узкие коридоры, испуганный пономарь, бьющий поклоны дьячок.
- Где он? - прервал француз молитву. - Где Отец камней?
Рагузин, не отвечая, прислонился ладонями к стене.
- Он? Это он?
Все так же молча, дьячок прикоснулся лбом к камню, не удосужившись убрать с него паутину.
- Говори, чертов монах! - Лашэза била дрожь, и он даже не мог сказать, что было этому причиной - неутихающая зубная боль или близость священного камня.
- Я предупреждал, что не так просто добраться до оберега, - проговорил пленный. - Вы же меня слушать не захотели...
В этот момент колокольный звон потряс стены церкви, заглушив слова дьячка. Темный коридор, казалось, задрожал, и полковник встревоженно поднял голову, словно сквозь камень мог рассмотреть пономаря, решившего потянуть язык колокола.
Тут же Рагузин вскочил, сорвал с груди веревку с крестом и накинул на шею Лашэзу. Все произошло настолько быстро, что француз не успел пальцем пошевелить, как сам уже оказался пленником. Рука потянулась к сабле, но веревка еще туже натянулась.
- Даже не пытайтесь, - прошипел на ухо дьячок. - И положите оружие на землю.
- Ты все равно не убьешь меня, Василий.
Клинок прозвенел, ударившись о каменный пол.
- Господь с вами! - покорности в голосе Рагузина теперь не было и в помине. - Вы сгниете в этих подвалах, и никто так и не узнает, где лежит труп. Я замолю грехи и уж как-нибудь переживу это. А сейчас скажите-ка вашему офицеру, чтобы покинул церковь, а солдаты пусть и не надеются взять нас приступом. И тогда, возможно, вы останетесь живы.
Полковник обратился по-французски к ординарцу, и тот опрометью кинулся к выходу.
- Что дальше, Василий? - Лашэз сомневался, что дьячок выполнит угрозу, тридцать стволов во дворе внушали оптимизм, и поэтому в голосе его сквозила насмешка. - На что ты надеешься?
- Дальше? - Рагузин подтолкнул француза в спину, заставляя покинуть коридор. - Дальше будем верить, полковник.
- Верить? В Господа? Или в царя-батюшку?
- В сказку...

* * *

Лашэз, едва выйдя из темного коридора, быстрым взглядом окинул помещение. Опытный военный, он сразу попытался найти выход из ловушки, в которую попал. Ординарца уже и след простыл, массивные двери захлопнуты. У окон, больше похожих на бойницы, лежали ружья и мешочки с пулями. К своему удивлению, полковник признал неразлучных спутниц любого французского солдата - гладкоствольные кремневые мушкеты.
Рагузин посадил пленного в угол. Связывать ему руки дьячок не стал.
- Мне достаточно вашего слова, - объяснил он, и Лашэзу ничего не оставалось, как пообещать не пытаться бежать.
Вынужденный бездействовать, полковник решил возобновить беседу.
- Откуда у вас эти ружья?
- Подарок французской пехоты, - улыбнулся Рагузин и подошел к окну.
Взяв мушкет, он уверенными движениями зарядил его: надкусил бумажный патрон, высыпал порох в ствол, загнал шомполом свинцовую пулю, которую тут же заткнул пыжом, следом насыпал на полку пороху, взвел курок и положил ружье на пол. Времени на все у дьячка ушло не больше, чем понадобилось бы солдату, прошедшему не одну кампанию и видевшему десятки баталий.
- Где вы этому научились? - спросил изумленный Лашэз.
- Хорошие наставники были, - хитро взглянул на пленного Рагузин. - До сих пор с ними вижусь едва ли не каждый день. Григорий, - обратился он к пономарю, - помоги мне. И получаса не пройдет, как у нас будут гости, - и с этими словами принялся заряжать второе ружье.
- Василий, - смех полковника разнесся по стенам церкви, - ты не перестаешь удивлять! А я то, глупец, думал, что кроме ординарца меня никто не поймет. Значит, вот так ты не владеешь французским? - приказ атаковать через несколько минут, отданный молодому офицеру, как оказалось, не был секретом.
- Грешен, каюсь, - дьячок старательно заталкивал шомполом пулю в очередной ствол. - Пришлось подучить. Жизнь заставила.
Григорий, между тем, с усердием разрывал зубами бумажные патроны и то и дело поглядывал в окна.
- Подбираются, окружить хотят, стервецы. Прости, Господи! - он поспешно перекрестил испачканный порохом рот.
- Вы, в самом деле, надеетесь вдвоем отстоять церковь? - Лашэз дотронулся до щеки, успокаивая воспаленный нерв.
- Не вдвоем, - странная улыбка вновь озарила лицо Рагузина, - с Божьей помощью!
- И только? А как же камень?
- Всему свое время.
- Кстати, это и правда, был он? Отец Камней?
Вместо ответа дьячок подошел к иконостасу, опустился на колени и начал горячо молиться. В который раз француз подивился умению русского священника обращаться к Богу в самый неподходящий момент. Рагузин, будто нарочно, избегал разговора о камне, ходил вокруг да около. К тому же три десятка стволов готовы были обрушить на церковь шквал огня, а он стоял на коленях!
- А вот и гости! - пономарь осенил себя крестным знамением. - Упокой, Господь, их грешные души!
В этот момент со двора раздался треск ружейных выстрелов. Григорий пригнулся. Пули дождем осыпали стены, наиболее проворные проскочили в створ окон и попали в деревянный иконостас. Щепки, словно снегом, укрыли голову дьячка. Однако, это не помешало ему закончить молитву. И только отвесив глубокий поклон Создателю, Рагузин встал.
- ... и рассею их между народами, которых не знали ни они, ни отцы их... - услышал Лашэз слова дьячка, который взял с пола ружье, быстро прицелился и выстрелил.
Облачко дыма на миг окутало Рагузина, но тот, не обращая на него внимания, послал еще одну пулю в атакующих французов. Послышался крик боли, и в ответ по окну был дан залп, но дьячок стоял уже у другой "бойницы" с очередным ружьем у плеча. Пономарь сыпал порох в один ствол за другим, стараясь поспеть за скорострельным Василием.
- ... и пошлю вслед их меч, доколе не истреблю их...
Шальная пуля срикошетила от камня, вонзилась в стену у самой головы Лашэза. Офицер присел, схватился за зуб, который, видимо, решил доконать его, отвечая резкой болью на каждый выстрел.
- Проклятье! - прорычал он, забывая, что находится в церкви.
Надо найти выход! Черт с ним, со словом! Он дал его врагу, который все равно окажется в руках французов с минуты на минуту. Полковник осмотрелся.
Дьячок присел у окна, сжимая ружье. Переведя дух, поднялся, выстрелил. Точно в цель! Лашэз бывал не в одной битве и с легкостью различал предсмертный крик среди множества других. Пономарь без устали слал пулю за пулей в стволы, ловко орудовал шомполом. Лицо его было черным от пороха, а в глазах играл безумный огонек. Точь в точь дьявол!
Русские были поглощены перестрелкой, о присутствии за их спинами французского офицера они и думать забыли. Настало время им напомнить!
Лашэз вскочил, бросился к подножию Креста Господнего, туда, где стоял канунный стол. Десяток свечей, поставленные за упокой, смиренно горели, будто и не было вокруг бури, поднятой людьми.
Опрокинуть стол, поджечь ткань на деревянном распятии, и, пока обороняющиеся будут заняты борьбой с огнем, впустить в церковь пехоту. План был прост до смешного. Однако стоило полковнику протянуть руку к свечам, как в окно влетела пуля и, пробив грудь французу, опрокинула его к иконостасу.
Рагузин, нажав еще раз на курок, крикнул:
- Григорий, стреляй! - и подбежал к раненому Лашэзу. Схватив его под руки, прислонил спиной к стене под иконами. - Эх, непутевый!
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, француз - нежилец. Пуля пробила легкое, и воздух со свистом вырывался из раны. Зеленый мундир, пропитавшись кровью, почернел, и только желтые трубы, вырезанные на пуговицах, продолжали ярко блестеть. Лицо полковника имело такой же серый оттенок, как и стена за его спиной. Он словно не замечал дьячка и хрипло шептал:
- Это все вранье. Все вранье. Камень... Никакого камня не существует. Его выдумали дикие русские... Сказка. Это просто сказка.
В этот момент со двора донеслось громкое гиканье, свист, стук множества копыт.
- Казаки, - брови Лашэза взлетели вверх. Ему доводилось уже встречаться в России с казаками, их крики не спутаешь ни с чем. И сейчас эти дьяволы на конях истребляли его пехоту. - Ах ты, чертов священник! - улыбнулся он Рагузину. - Так вот для чего звонили колокола! Ты звал подмогу!
- Да, - дьячок не отпирался.
Лошадиное ржание, ругань на русском и французском языках, звон скрещивающихся клинков - все смешалось в одно целое.
- А как рассказывал о Божьей помощи, стервец, о священном камне! - улыбка не сходила с лица полковника. - Ты просто водил меня за нос, Василий!.. Признайся, никакого камня нет, ты всего лишь отдал моих ребят казакам на растерзание? Признайся!
- Камень, - Рагузин пожал плечами. - Его не всем дано увидеть, полковник.
- Опять эти россказни! - Кашель прервал Лашэза. изо рта побежала струйка крови. - Проклятье! Столько смертей, а все из-за слепой веры императора в чудо! Нет никакого чуда. Нет! - он взглянул на свечи, которые так и не удалось опрокинуть. Пламя, по-прежнему, тихо трепетало, потревоженное потоками воздуха. Будто позабыв о дьячке, уставился на кровавые пузыри на груди. - Нет никакого чуда. И не может быть. Это просто смешно...
Слова давались полковнику с трудом. С минуту он лежал молча, пытаясь отдышаться.
- Хм, зуб, - вдруг удивленно проговорил француз, - он не болит. Ну надо же! Чертов зуб не болит.
Он попытался смеяться, но захлебнулся кашлем. А когда приступ стих, умолк и полковник.
Рагузин закрыл Лашэзу глаза, прошептал молитву. Положив тело на пол, прислушался к звукам резни.
Генерал Бенкендорф и его казаки пришли как раз вовремя. Призыв о помощи был услышан, французы разбиты, церковь спасена. А с ней и камень.
Дьячок присел у иконостаса, прикоснулся к стене, на которой остался кровавый след. Полковник перед смертью твердил, что чуда нет, и все это выдумки. И пусть! Пускай они, враги, так и думают. Ведь несчастный Лашэз так и не поверил в священный камень, хотя до последнего вздоха опирался на него спиной. А зубная боль внезапно прекратилась именно благодаря ему.
Пальцы пробежались по шероховатой поверхности камня. Он ничем не отличался от других, не всем дано его увидеть, но Рагузин точно знал - это он, чудо-камень, оберег!
Благоговейный трепет охватил дьячка, как всегда, когда он дотрагивался до святого предмета. Дрожащей рукой Рагузин перекрестился и прошептал:
- Жива сказка. И Русь жива...

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Все лица, упомянутые в рассказе, не вымышлены. Совпадения не случайны.
Второй полковник Далматского полка Лашэз действительно погиб осенью 1812 года в центре России. Правды ради стоит сказать, что это произошло не в сентябре, как у меня, а двумя неделями позже, в первой половине октября, в битве при Малоярославце. Но его полк на самом деле ходил в местах, описанных в рассказе, в поисках фуража. Соблазн использовать в качестве главного героя одного из реально существовавших старших офицеров был велик, и я позволил себе переместить Лашэза под Волоколамск.
Интересную личность представлял собой и Василий Григорьевич Рагузин. Этот дьячок Волоколамского уезда Рюховского села на пару с диаконом собрал партизанский отряд, с которым изрядно потрепал французские войска. Помимо этого, он, передвигаясь между городами и церквями Подмосковья, собирал сведения о неприятеле и передавал их казакам генерала Бенкендорфа. Упоминания об этом встречаются у Никольского А.В., в работе "Лица духовного чина Московской епархии в их служении церкви и отечеству в 1812 году". За свою деятельность дьячок был удостоен награды - серебряной медалью на голубой ленте, установленной в воспоминание воинских подвигов 1812 года, а также четыремстами рублями.
Там же у Никольского рассказывается об обороне Рагузиным сельской церкви. Рюховское на самом деле пустовало к тому моменту почти семь недель. Жители ушли, опасаясь французов. На все село осталось два человека: дьячок Василий и пономарь. Им-то и пришлось оборонять церковь от нападения захватчиков. Более того, они ее отстояли!
Но что понадобилось французам в крохотном селе? Какие сокровища могла хранить маленькая церковь? Чем она прельстила неприятеля?
Да, причины, скорее всего, были просты - враг надеялся поживиться золотом и серебром, которыми обычно богаты все церкви. Но, может быть, все было несколько иначе?
Адам Олеарий, известный немецкий ученый и путешественник XVII века, в своей книге "Описание путешествия В Московию" рассказывает легенду. Согласно ей давным-давно "пришли на Москву странники от самого Белого моря и принесли с собой бел-горюч камень Алатырь. Камень был разбит, а в основе Границ Московии лежат осколки его. Русские верят, что нет на свете более могучего оберега, нежели осколки Алатырь-камня, от войны и иноземного нашествия, а также от мора и других злых бед". Схоронены осколки в стенах городов: Коломна, Серпухов, Дмитров, Тула, Верея, Наро-Фоминск, Волоколамск... Примечательно, но в своей книге Адам Олеарий относится к Алатырь-камню как к факту, а не к сказке.
Святыня почитаема на Руси с давних времен: на этом камне, по преданию, высечены законы Сварога. Увидеть его сможет далеко не каждый человек, подвластно это лишь немногим. Но те, кому открылся он, становились обладателями не просто оберега. Скрытые возможности и некая мистическая сила открывались таким людям.
Так может, Наполеон, любитель таинственного, тоже знал о чудо-камне, и французские войска пришли в Волоколамский уезд вовсе не за фуражом?
Удивительно, но древним днем Камня считалось 14 сентября. Как раз в это время, на помощь Рагузину и его партизанам пришли казаки генерала Бенкендорфа. Не для того ли, чтобы спасти святыню?!
В любом случае, с момента описываемых событий, с сентября 1812 года, прошло ровно 200 лет. А чем это не повод, чтобы вспомнить о Великой войне, замечательных людях, героических поступках. И красивой сказке...

 Отправлено: 02.03.18 20:50. Заголовок: А сюда на форум хоть..

А сюда на форум хоть иногда кто-нибудь заглядывает?